В истории США нет, пожалуй, более памятных слов, чем те, что записаны в американской Декларации Независимости: «Мы считаем самоочевидными истины, что все люди созданы равными и наделены творцом прирождёнными и неотъемлемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью». Что значила эта триада, «жизнь, свобода, стремление к счастью» для современников Американской Революции и почему теперь, почти 240 лет спустя, не утратила своего жизненного значения для нынешнего поколения американцев, но и стала для многих порабощённых народов остальных частей света эталоном в их борьбе за свои неотъемлемые человеческие права. Автором этих ставших бессмертными строк был американский просветитель, философ, и государственный деятель Томас Джефферсон.
«Жизнь пуста, если она не имеет цели»
Т. Джефферсон.
ПРЕДЫСТОРИЯ
По профессии он был адвокатом, но предпочитал считать себя фермером. К слову, он был отличным фермером-агрономом, хорошо разбирался в почвах и сельскохозяйственных культурах и даже изобрел новый усовершенствованный вид плуга.
По свидетельству одного из ранних биографов, Томас Джефферсон мог высчитать, когда будет солнечное затмение, сделать топографическую съемку местности, перевязать поврежденную артерию, спроектировать здание, провести судебный процесс, объездить лошадь, протанцевать менуэт и сыграть на скрипке. Он говорил на шести языках, изучал диалекты индейцев и предпочитал читать Гомера в оригинале. Джефферсон был талантливым инженером, хорошим математиком (участвовал в создании американской десятичной денежной системы, но не смог убедить своих соотечественников принять метрическую систему мер и весов), ботаником и палеонтологом (однажды придя в Белый Дом, изумленные иностранные послы застали его на полу за изучением челюсти… динозавра).
Джефферсон очень любил скрипку, о музыке он говорил: «Это страсть моей души».
Он был писателем, педагогом, юристом, историком и философом. Наравне с Франклином, Вольтером и Берком, он принадлежал к числу великих мыслителей своего века. Он основал Демократическую партию и служил своей стране на разных должностях: был конгрессменом, губернатором, послом, министром иностранных дел, Вице-президентом и, наконец, третьим Президентом Соединенных штатов (1805 - 1809).
Дарования Джефферсона были настолько велики и разнообразны, что много поколений спустя Джон Кеннеди, тридцать пятый президент США, обращаясь к группе Нобелевских лауреатов, сказал: «Никогда еще в Белом Доме не собиралось столько талантов и знаний, кроме разве тех случаев, когда Томас Джефферсон обедал здесь в одиночестве»!
Но Джефферсон хотел увековечить в памяти грядущих поколений только три своих достижения, о которых он завещал упомянуть в эпитафии на памятнике, когда его похоронят. Потомки вспомнят его волю…
ДЕКЛАРАЦИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ
Джефферсону было всего 22 года, когда в 1765 году в американских колониях впервые началось движение за независимость. События, известные в американской истории как «Бостонские чаепитие» сделали его известным не только в Америке, но и в Англии, где он после своего блестящего доклада «Краткое обозрение прав Британской Америки», написанного для конвента Виржинии, попал в список неблагополучных. Джефферсон писал «Существует ли хоть одна причина, в силу которой 160000 избирателей Великобританских островов имеют право диктовать законы четырехмиллионному населению Американских государств? И может ли его величество попирать все законы? Он сделал это при помощи силы. Но пусть он помнит, что сила еще не дает всех прав… Короли - слуги, а не хозяева своих народов… Бог, давший нам жизнь, одновременно даровал нам и свободу. Силой их можно уничтожить, но не разъединить».
В составе своей делегации на 2-й континентальный конгресс Виржиния послала и 32-летнего Томаса Джефферсона. Несмотря на свою молодость, Джефферсон уже успел завоевать себе имя, и в июне 1776 года был избран в комиссию из пяти членов, которой Конгресс поручил составить проект резолюции, провозглашающей независимость Америки, т.е. Декларацию Независимости. В комитет вошли Джон Адамс (второй Президент США), Вениамин Франклин, Роджер Шерман, Ливингстон и Джефферсон – по одному человеку от главных районов Америки. Остальные четыре члена комитета настаивали, чтобы текст Декларации составил Джефферсон. Но тот хотел уступить эту честь Адамсу, более старшему по возрасту. Адамс, однако, твердо стоял на том, что писать должен Джефферсон.
Сосредоточившись на порученном ему деле, Джефферсон 18 дней провел в душном номере за переносным раскладным бюро, которое он, кстати, и сконструировал. Созданному им документу суждено было изменить ход американской истории. По его собственному свидетельству, он написал этот документ, не справляясь ни в каких книгах или статьях. «Моей целью, - вспоминал он в старости, - не было ни изыскание новых принципов или новых доводов, а постановка нашей проблемы перед человечеством с точки зрения здравого смысла, в выражениях не столько простых и убедительных, что с ни ми нельзя было бы не согласиться».
Он не стремился к оригинальности и не цитировал чужих слов. «Декларация должна была быть выражением американского образа мышления», считал Джефферсон. Проект сначала прочел Франклин и внес несколько изменений, то же сделал и Адамс. Шерман и Ливингстон приняли текст без поправок. В типографии наборщик, видимо машинально, в слове «неотъемлемые» заменил латинскую приставку in «на английскую» un. Конгресс, во избежание обвинений в механическом утверждении резолюции, тоже внес несколько стилистических изменений, после чего она была поставлена на голосование и принята с сохранением джефферсоновского определения «права на жизнь, свободу и стремлению к счастью».
Работа утомила Джефферсона, но он был удовлетворен тем, что сделал нужное дело. Он назвал жизнь основным правом человека, самым ценным его достоянием. Он верил в жизнь и любил ее.
В 33 года он приближался уже к концу средней продолжительности, достигавшей тогда едва 35 лет. Он сознавал огромную личную ценность жизни для человека, каковой она остается и поныне во всех правовых государствах. И, тем не менее, человеческая жизнь сегодня подвергается, быть может, еще большим, чем в те времена, опасностям: от болезней до бессмысленного насилия, от несчастных случаев до стихийных бедствий. Что такое жизнь и чем она ценна?
Начнем с того, что жизнь – это биологическое существование. Но жизнь – нечто большее, чем существование. Жизнь – это не только факт рождения, ощущение окружающего мира и, в конечном итоге, умирание. И право на жизнь, на человеческую жизнь, есть нечто большее, чем право на простое существование. Все мы обладаем правом на существование, но оно даруется нам наряду с долгом прожить полезную жизнь, - жизнь, посвященную какой-то цели. Без этого жизнь не имеет осмысленного значения.
Джефферсон верил в присущую человеку способность к самосовершенствованию. И все же это мир, который признает неповторимость человеческой личности. А ведь именно об этом и писал Джефферсон. Жизнь – это ценнейшее из благ, о котором мы знаем так много, и вместе с тем так мало. Но пока теплится в нас жизнь, мы продолжаем стремиться к знаниям, чтобы познавать и понимать ее тайны. Право спрашивать, искать и, в конечном итоге, познавать столь же не отделимо от той жизни, которую мы так ценим, сколь неотъемлемо оно было от «жизни», так мудро названной Томасом Джефферсоном в Декларации независимости.
Американские колонисты мечтали лишь о свободе от политической, религиозной и экономической тирании. Они добивались справедливости в судах, права исповедовать любую веру, передачи власти в руки избранных народом представителей, возможности трудиться, чтобы обеспечить достойное будущее. Эти требования они считали насущно необходимой основой жизни. Право свободно строить жизнь по собственному желанию и выбору – это тоже одно из тех бесценных прав. «В подтверждение настоящей Декларации, - писал он, - мы даем взаимный обет жертвовать своими жизнями, своим состоянием, и свято блюсти нашу честь».
СВОБОДА
Стремление к счастью. Джефферсон ввел поправку в ошибочное представление. Завоеванная Американской Революцией свобода не ограничивалась одной лишь политической независимостью. Составленный Томасом Джефферсоном текст Декларации Независимости включал также и философскую идею личной свободы – идею, нашедшую вскоре отклик в революционной Франции.
Провозглашенные в Декларации Независимости принципы 14 лет спустя получили юридическую силу с включением их в основу Конституции США и ее первых десяти поправок Билля о правах, гарантирующих основные свободы: свободу слова, печати и собраний, свободу совести, вероисповедания, свободу от произвольных арестов и вторжений в личную жизнь граждан.
На основе Декларации Независимости и Билля о правах была создана демократическая система палат конгресса и независимо от них избираемый Президент, и вытекающая потому необходимость согласования и интересов по всем основным вопросам. В рамках этой системы, сколь бы сложно не было ее функционирование, конкретные свободы становятся не только результатом системы, но и неизбежным ее компонентом. В основе системы заложены политические права и свободы: право голоса, свобода устного и письменного слова, свобода объединений для мирных политических целей.
Первая поправка к Конституции (Билля о правах), гарантирующая свободу слова и печати, ставили своей целью защитить от преследований критиков правительства, но она также распространяется и на литературное и художественное творчество. С политической свободой тесно связана свобода интеллектуальная. Это право, например, привело к обеспечению профессуре постоянства пребывания в должности, за исключением лиц, виновных в серьезных нарушениях уставных этических норм. Первая поправка к Конституции гарантирует также свободу вероисповедания. Связано это было с тем, что местные переселенцы из Европы прибывали в Новый Свет в поисках религиозной свободы. Поэтому в стране существовало много религиозных сект, различных по количеству и качеству. Поэтому в первую поправку была внесена двойная гарантия: это обеспечение свободы вероисповедания и запрещение установления правительства какой либо религии государственной.
Право беспрепятственного передвижения тоже принадлежит к числу традиционных свобод. Это право было существенно необходимо для верующих, ищущих религиозную свободу. Оно обеспечивало освоение континента. В более позднее время свобода передвижения была особенно важна для тех, кто стремился к более высоким заработкам в промышленности. Свобода всегда находится в диалектической взаимосвязи с теми или иными частными или общественными интересами, и эта связь обуславливает границы свободы и способствует правильному пониманию ее значения. Такая взаимосвязь, в частности, существует между свободой и общественным порядком.
Где пролегает тот рубеж, за пределами которого свобода высказывания должна склоняться перед соображениями общественной безопасности? Несомненно, что подлежать ограничению могут только высказывания, представляющие собой явную и непосредственную опасность вызвать беспорядки и побудить к совершению преступлений. Джефферсон понимал, что общественный порядок не может обеспечиваться только страхом перед карой за его нарушение, что опасно препятствовать развитию мысли, надежды и воображения, что страх порождает ненависть, что ненависть угрожает стабильности в государстве, что путь к безопасности лежит в возможности свободного обсуждения и предполагаемых поводов к недовольству и предлагаемых средств к их устранению. Боязнь серьезных правонарушений сама по себе не может оправдывать подавление свободы слова и собраний. Функции слова в том и заключаются, чтобы освободить человека от пут, противоречащих разуму страхов.
СТРЕМЛЕНИЕ К СЧАСТЬЮ
Из трех неотъемлемых прав, перечисленных Томасом Джефферсоном в Декларации Независимости – право на жизнь, на свободу и на стремлениие к счастью – кажутся равноценными, но это только кажется. Стоит попытаться объяснить, почему именно третье из них следует считать основным. Однако прежде надо разобраться в самом понятии «неотъемлемое право».
Не все права бывают неотъемлемыми. Отрицательная частица «не» в слове «неотъемлемый» дает нам ключ к раскрытию сущности этих дарованных самой природой человеку прав. Юридические права, которые государство представляет гражданам путем позитивных законодательных актов и конституционных положений, могут быть им же отобраны и аннулированы. Они, следовательно, неотъемлемы. Когда же мы называем какие-то права неотъемлемыми, то мы тем самым утверждаем, что они принадлежат человеку вне зависимости от какого-либо законодательства. Они неотъемлемы, ибо присущи самой природе человека.
Джефферсон вовсе не считал, что правом на жизнь, свободу, стремление к счастью исчерпываются все неотъемлемые права человека. Это явствует из сделанного им в декларации утверждения, что права на жизнь, на свободу и стремление к счастью относятся к числу неотъемлемых прав, которыми наделен человек. Этим он подчеркнул, что помимо указанных им трех прав существуют и другие естественные человеческие или нравственные права. Отсюда возникает вопрос: о каких же других правах может идти речь и как они относятся к конкретно перечисленным Джефферсоном правам, а также, почему из всех существующих прав он в Декларации остановился только на трех указанных? Можно ли утверждать, что ею ограничиваются главнейшие или самые основные права, которым подчинены все остальные?
Аргументы в пользу этого утверждения могут очень схематично быть сформулированы следующим образом. Понимание человеческой природы, вытекающее из размышлений над опытом и историей человека, приводит к признанию известных обязательств, которые он должен выполнять для полного раскрытия своей человеческой личности. Он должен бороться за сохранение своего существования. Обладая свободой выбора, он должен стремиться управлять развитием своей жизни. Используя свободу в выборе ее направления, он должен стараться сделать эту жизнь достойной, он должен стремиться к самосовершенствованию, к полному развитию своих способностей – стремлению к счастью. Для выполнения этих обязательств человек должен обладать правом на жизнь, свободу и стремление к счастью: право на жизнь – это право на безопасность от всех враждебных сил, угрожающих ее сохранению; право на свободу – это право на условия, благоприятствующие и способствующие человеку в достижении избранных им целей; а право на стремление к счастью – это право на любого рода помощь, которую ему может предоставить организованное общество в его усилие создать себе достойную жизнь. Если жизнь, свобода и счастье представляют собой взаимосвязанные блага, которые каждый человек естественно стремится сохранить и увеличить, то счастье само по себе составляет конечную цель, к которой он стремится ради нее самой, а не как к средству достижения чего-либо помимо нее. Именно поэтому даже права на жизнь и свободу могут рассматриваться как права дополнительные, помогающие человеку добиваться счастья, «ибо жизнь и свобода насущно необходимы для его осуществления».
Моральный долг человека – создавать себе достойную жизнь не только обосновывает его право стремиться к счастью, но охватывает также и все другие права: права на все, что необходимо для достижения счастья, в частности на сохранение жизни, на защиту свободы и все остальные, подчиненные этим целям, права. Соблазн предположения, что Джефферсон в своем выборе триады прав был движим вдохновением, особенно усиливается тем обстоятельством, что он произвольно изменил третий элемент в этой триаде прав. Остановимся на этом подробнее. Нет оснований считать, что Джефферсон не был знаком с формулировкой основополагающих прав Джона Локка. В свою триаду Локк включил «жизнь, свободу, собственность» или «жизнь, свободу и имущество». Триада прав английского философа 17 века Джона Локка в предреволюционный период в американских колониях была чрезвычайно популярна, воспринималась, чуть ли не как каноническая истина. Трудно поэтому считать, что слова «собственность» или «имущество» Джефферсон заменил «стремлением к счастью» без долгих предварительных размышлений. Он не только подверг радикальному изменению формулировку Локка. Еще дальше он отошел от постулата, выдвинутого его близким другом и земляком вирджинцем Джорджем Мэсоном, писавшем до этого Декларацию штата Вирджиния, где он прокламировал «права пользования жизнью и свободой, средствами приобретения и владения собственностью и право добиваться и обретать счастье и безопасность».
Ясно, что Джефферсон принял идею о неотъемлемом праве добиваться счастья. Но также ясно и то, что он решил не включать слова Мэсона: «Средствами приобретения и владения собственностью». Кроме того – и это еще более знаменательно – он вполне сознательно вместо фразы «добиваться и обретать счастье и безопасность», как у Мэсона, написал: «на стремление к счастью». В связи с неприятием идеи Локка и Мэсона о собственности укажем, что, обсуждая позже французскую Декларацию прав человека и гражданина с Лафайетом, Джефферсон, как известно, советовал своему другу не включать право на собственность. Нет причин полагать, что Джефферсон отрицал законность существования права на собственность. Если бы оно было выражено в достаточно обобщенной форме, допускающей различные определения действующих законов, применяющихся экономических условиях, он бы, вероятно, согласился рассматривать это право как естественное. Но при всем том он все-таки не поставил бы его на уровень основных прав в ряд с правами на жизнь, свободу и стремление к счастью. Замена права на собственность третьим в его триаде правом на стремление к счастью придала джефферсоновской декларации прав тот универсальный характер и охват, которых бы она в противном случае не получила. Она может санкционировать любое представление о средствах, способствующих осуществлению права на стремление к счастью, которое общество и правительство могут впоследствии открыть в своих непрекращающихся исторических усилиях обеспечить человеку условия, необходимые для роста его благосостояния и благополучия.
Владения же собственностью или ее экономическим эквивалентами представляет собой, конечно, лишь одно из этих условий. В традиционном философском представлении «счастье» неразрывно связывается с достойно прожитой жизнью или с достойной жизнью, как таковой, но достижение счастья зависит от наличия у человека известных добродетелей, воспитывать которые в себе способен каждый. И если человек в этом не преуспевает, то винить он может только себя. Никакое общество или учрежденная им власть не может наделить его моральными качествами и сделать из него хорошего, нравственного человека. А следовательно, поскольку обретение счастья зависит от внутренних нравственных качества человека, ни общество, ни правительство не может обеспечить ему обретения или достижения счастья.
Право же, которое не может быть обеспечено какими-либо мыслимыми, законом установленными средствами, просто лишено политического смысла и значения. Тут же, избираемые людьми в стремлении добиться хорошей жизни, столь же различны, как различны и характеры, способности и наклонности разных людей. Если бы это было не так, то свобода выбора и свобода действия не составляли бы прав, открывающих перед людьми возможность стремления к счастью. Джефферсон внес поправку в ошибочное представление Мэсона о том, что правительство способно обеспечить право на «обретение» счастья, т.к. в стремлении к счастью решающую роль играют личные факторы. Однако чрезмерное подчеркивание их значения может привести к другому заблуждению, которого следует остерегаться, если мы хотим понять всю правоту и глубину джефферсоновского представления о стремлении к счастью как самого основного права человека. Путь к цели у каждого свой, а вот сама цель, к которой он стремится, та достойная жизнь, которую он пытается создать для себя, - не есть цель чисто личная, а общечеловеческая для всех. Одним словом, если счастье – это жизнь, обогащенная всем тем, что человек ценит как непреложное благо, то счастье всеми людьми понимается одинаково.
Если же считать, что счастье состоит в том, что каждый человек индивидуально желает для себя, и что оно различается в зависимости от личных желаний и склонностей, то тогда ни какое правительство не сможет обеспечить всем людям право на стремление к счастью, поскольку требования и желания одного человека так часто приходят в конфликт с требованиями и желаниями другого. Джефферсон, надо полагать, понимал, что стремление к счастью зиждется на солидарности, а также на соперничестве, ибо в противном случае было бы не в силах обеспечить это право всем гражданам, чтобы стать целью, к которой могли бы стремиться все люди, не вступая в конфликт друг с другом, достойная жизнь должна строиться на основе не персональных, а общечеловеческих ценностей – благ, одинаково ценных для всех, и для всех доступных.
ЗАКОН О СВОБОДЕ ВЕРОИСПОВЕДАНИЯ
Всем уже пришлось вкратце коснуться этой категории права. Стоит остановиться на ней тоже подробно. В XVIII веке в каждом европейском государстве была своя государственная религия, высшие священнослужители которой наравне с правящей аристократией пользовались огромным политическим влиянием. Становление американских колоний Англии, как самостоятельного государства, сопровождалось попыткой одной из христианских конфессий, а именно английской церковью, стать государственной религией нарождавшегося государства.
Джефферсон, понимал всю ненужность подобного положения для экономического и политического развития страны. Критическое отношение Джефферсона к церкви не распространялось на нравственное учение религии, которое он принимал, его волновал вопрос политического положения церкви. Он считал религию, служащую орудием в руках государства, угрозой свободе человека. В своих «Заметках о Вирджинии» он писал, что вирджинцы никогда не откажутся от своего права на свободу совести: «Мы ответственны за это право перед Богом». Кроме того, говорил Джефферсон: «Какой мне вред, если мой сосед утверждает, что существует двадцать богов или Бога нет? От этого ни мой карман, ни мое здоровье не пострадают»
«Разум и свободные желания являются единственным средством против заблуждений, - продолжил он. - Дайте им свободу, и они будут поддерживать истинную религию. Подвергая всякую неправую веру своему разбору и суду. Они опасны только для заблуждений. …Если свобода будет ограничена сейчас, то это защитит существующие ныне извращения и создает благоприятную почву для возникновения новых».
В своем проекте он утверждал: «Что всемогущий Бог создал человеческий разум свободным и, сделав его совершенно недоступным ограничению, тем выразил свою волю, чтобы таким он и оставался».
«Что нечестивая самонадеянность законодательных органов и правителей – как гражданских, так и церковных, которые будут склонны к ошибкам, и не имея вдохновения свыше, сами берутся господствовать над верой других и, считая свои взгляды и мысли единственно верными и непогрешимыми, стараются навязать их другим. Эта самонадеянность и поддерживала ложные религии в большей части во все времена… Что эта самонадеянность также подрывает принципы самой религии, которую она стремится поддержать, подкупая мирскими почестями и выгодами тех, кто станет внешне признавать и исповедовать эту религию». «Что допущение, чтобы представители гражданской власти простирали свои полномочия на область убеждений и ограничивали исповедание или проповедь идей, основываясь на их вредном направлении, является очень опасной ошибкой, которая сразу уничтожает всякую свободу религии, потому что представитель власти, судя по направлениям идей, убеждения, и одобряет или осуждает чувства других только в зависимости от того, насколько они совпадают или расходятся с его собственными». «И, наконец, что Истина велика и восторжествует без посторонней помощи».
Тут Джефферсон натолкнулся на самое сильное сопротивление, какое ему когда-либо приходилось встречать. Только через 10 лет в 1786 году, когда Джефферсон был послом в Париже, он получил известие, что Вирджинский закон о свободе вероисповедания был утвержден. Джефферсон особенно гордился тем, что его родная Виржиния была первой, «имевшей мужество заявить, что человеческому разуму можно доверить формирование его собственных мнений».
Однако Джефферсону пришлось заплатить за эту победу. Когда он выставил свою кандидатуру в Президенты против кандидатуры Адамса, духовенство сделало все возможное, чтобы провалить его на выборах, но он отнесся к этому спокойно. У него было немало планов, которые он торопился осуществить (претворить). Еще в 1786 году он предложил проект школьной системы, венцом которой был бы университет. Но посвятить себя этому он сможет много позже, уже сложив с себя бремя президентства, в возрасте 74 лет. Со свойственным ему напором он убедил конгрессменов и сумел получить ассигнования на строительство, и это без малого в 75 лет.
Последующие 6 лет Джефферсон жил исключительно Вирджинским университетом. Он был архитектором, подрядчиком, планировщиком и старшим мастером, обучавшем рабочих. Он все делал сам. Построенный по архитектурным планам самого Джефферсона комплекс университетских зданий, выросший на красной вирджинской почве, вырисовывался на фоне зеленых гор и представлял собой самый красивый архитектурный ансамбль страны.
Но Джефферсон знал, что хорошие профессора важнее, чем здания. Он выписывал профессоров из лучших университетов Англии и других стран. Наконец в 1825 году настал долгожданный день открытия Вирджинского университета, о котором так мечтал теперь уже 82-летний его основатель. Джефферсон живо интересовался университетом до конца своих дней.
ЭПИЛОГ
Последние 17 лет жизни Джефферсона прошли в поместье Монтичелло, построенном по его проекту. Здесь «мудрец из Монтичелло», как назвал его Дж. Адамс, принимал многочисленных гостей, вел обширную (свыше тысячи писем в месяц) переписку с американскими и европейскими политиками, учеными и общественными деятелями. Человек разносторонних интересов и знаний, Джефферсон в 1797-1815 был президентом Американского философского общества. Его книжное собрание, насчитывавшее 6,5 тыс. томов и слывшее одним из лучших в Америке, положило начало знаменитой Библиотеке конгресса. Последним достижением Джефферсона стало создание университета Виргинии. Им был подготовлен великолепный архитектурный проект университетского комплекса, разработаны устав и детальные учебные планы, сформирован профессорско-преподавательский состав. Открытый в марте 1825 университет Виргинии в Шарлотсвилле стал первым в системе университетов штатов.
В его честь названы города, река и гора, колледжи и университеты, площади и улицы. Память о Джефферсоне увековечена в мемориале, открытом в Вашингтоне к 200-летию со дня его рождения. Внутри этого увенчанного куполом сооружения с колоннами, выстроенного в излюбленном им классическом стиле, высится почти шестиметровая статуя Джефферсона, а стены украшены самыми известными его изречениями.
Бывают в жизни совпадения, которые печально отзываются в нашем сердце и заставляют нас задуматься. Так было 4 июня 1826 года. Прошло ровно 50 лет с того дня, когда была провозглашена Декларация Независимости. В этот день в Бостоне умирал один из подписавших эту Декларацию – второй Президент США Джон Адамс. Вдруг у умирающего зашевелились губы: «А Томас Джефферсон все еще жив» - прошептал он. Джон Адамс ошибался, всего за несколько часов перед тем Томас Джефферсон – третий Президент США скончался. На сером граните скромного обелиска на семейном кладбище в Монтичелло выбита составленная им самим еще при жизни эпитафия, не упоминавшая ни об одной из высоких государственных должностей Джефферсона.
Здесь похоронен |
|
А.Смолянинов